Всем хана

Всем хана
Петр Фаворов о любви к супостатам
Японский и русский фильмы о Чингисхане получились разными стилистически, но равно комплиментарными по сути
В ближайший месяц на российские экраны выйдут сразу две поразительные по масштабу биографии Чингисхана. На один и тот же сюжет — жизнеописание Чингиса из рукописной “Тайной истории монголов” — снято два совершенно разных фильма: гипнотический, срывающийся в мистику “Монгол” Сергея Бодрова и статичный, старомодный в своей театрализованности “Чингисхан” японского режиссера Шиничиро Саваи.Хотя гораздо интереснее тут сходство между двумя фильмами. Помимо сюжетной канвы оно главным образом выражается в том, как мало в них собственно монгольского. В “Чингисхане” вся съемочная группа состояла из японцев, фильм снимался на японском (так что только и слышно “аригато” да “аригато”). Монгольские здесь лишь пейзажи, да 5000 солдат национальной армии в массовках, да посвящение 800-летию образования Монголии. У россиянина Бодрова оператор — голландец, главную роль играет снова японец, среди основных актеров алтаец, китаец и всего одна монголка, студентка-журналистка из Улан-Батора. Съемки и те велись в Казахстане, зато хоть язык тут монгольский — в тех копиях, конечно, которые снабдят субтитрами, а не переозвучат по-русски.Лично для меня поразительно, что люди всех этих народностей и культур объединились, чтобы снять фильмы про самого успешного агрессора в истории человечества, основателя величайшей континентальной империи на земле. Японский продюсер “Чингисхана” и вовсе мечтал снять этот фильм на протяжении 30 лет — это уже какая-то личная одержимость. Фильмы, и тот и другой, вышли глубоко комплиментарными — великий хан в них и человек хороший, и государственный деятель прозорливый, и полководец гениальный. И все это при том, что монголы и на Японию дважды нападали, и Русь разорили, и Китай завоевали, и Центральную Азию втоптали копытами в степную пыль.Сложно представить, что поднимется ропот общественности, призывающей режиссера Бодрова к порядку — нечего, мол, воспевать кровожадного людоеда
В немудрящем по части исторического анализа “Чингисхане” закадровый голос иногда произносит глубокомысленные сентенции вроде такой, например: “Война оставляет большие шрамы на проигравших, зато победитель становится все сильнее”. Так оно, конечно, всегда было заведено, и проигравшие, или просто пострадавшие отыгрывались в своих национальных исторических воззрениях. Для монголов Чингисхан — великий основатель нации, для русских или персов — кровожадный людоед во главе орды кочевников. Это вполне нормально: у русских и поляков разные взгляды на Екатерину II, у англичан и французов — на Наполеона, у венгров и всех остальных — на Аттилу. Точнее, так было.Теперь, кажется, в истории, как и во всем остальном, от национальной монолитности не остается и следа. Нынче число целостных теорий насчет личности Ивана Грозного в России превосходит всяческие пределы, а в Англии каждая кошка имеет свой взгляд на королеву Викторию. Все смешалось, каждый сам за себя, и никто никому не судья. Сложно же представить, что вот сейчас поднимется ропот отечественной общественности, призывающей режиссера Бодрова к порядку, — нечего, мол, воспевать супостата. Из исторических аксиом осталась только одна — немецкий фашизм непростителен. “Гитлер капут!” по-прежнему отскакивает от зубов каждого немца, русского, американца и зулуса, а если не отскакивает — то он всеми признается негодяем. Вот только то, что в 1946 году в Нюрнберге казалось зарей новой эры определенности, норовит обернуться историческим курьезом, исключением, единственным случаем “сурового приговора истории”. И долго ли он продержится в эпоху полной личной свободы исторического самоопределения — непонятно.