Отечественные фильмы на зарубежных кинофестивалях

Отечественные фильмы на зарубежных кинофестивалях
В ранних историях кинофестивалей, даже крупнейших, всегда много неясного: как правило, первые пять-семь лет проходят в беспрерывных поисках оптимального регламента. И вполне выяснить, какие призы были присуждены, каков был состав жюри или какие фильмы входили в конкурсную программу, практически невозможно: прекрасное простодушие пионеров фестивального движения чуралось сухого официоза брошюрованных списков и бланков. Тем не менее, можно с полной уверенностью утверждать, что летом 1932 г., на самом первом в мире кинофестивале — Венецианском — приз за лучшую режиссуру (точнее, за «самую убедительную режиссуру») получил советский фильм: Путевка в жизнь (1931) Николая Экка. Никакого жюри там, собственно, не было и в помине: призы определялись по итогам зрительского голосования — с соответствующими формулировками, весьма далекими от строгой аналитики («самый трогательный фильм», «самый забавный фильм»), и подобными же результатами (многие зрители признали лучшим актером Микки-Мауса). Однако факт остается фактом: первое фестивальное признание советская кинематография получила сразу же по возникновении самого понятия «фестиваля» как регулярного, ежегодного киносмотра[1].Сведения о дальнейших венецианских успехах довоенного советского кино противоречивы и, возможно, не вполне достоверны. По одним из них, советская кинопрограмма участвовала в следующей биеннале (1934) и разделила приз (за кинопрограмму в целом) с американской; в нее вошли Петербургская ночь (реж. Григорий Рошаль), Иван (реж. Александр Довженко), Пышка (реж. Михаил Ромм), Новый Гулливер (реж. Александр Птушко), а также документальный фильм Якова ПосельскогоЧелюскин-1. По другим сведениям, на биеннале 1937 г. Депутат Балтики (реж. Иосиф Хейфиц и Александр Зархи) получил некую Латунную медаль. Как бы то ни было, никаких главных призов (кубков Муссолини или кубков Вольпи) советские фильмы в 1930-е гг. более не получали, — несмотря на полное отсутствие у венецианского жюри (появившегося в 1935 г.) мало-мальски внятных стилистических приоритетов. Да и политические мотивы вряд ли играли здесь хоть какую-нибудь роль: дипломатические отношения между коммунистами и фашистами, установленные еще в феврале 1924 г. и укрепленные в 1933 г. пактом о ненападении, оставались весьма дружескими до самого начала войны; а жюри, которое неизменно возглавлял отец-покровитель фестиваля граф Джузеппе Вольпи ди Мизурата, политической ангажированностью конкурсных фильмов интересовалось мало (лишь по необходимости ежегодно отдавая кубок Муссолини за лучший итальянский фильм очередной помпезно-пропагандистской фреске). Других же фестивалей в 1930-е гг. так и не появилось. Правда, в 1939 г. должен был пройти первый Каннский фестиваль, и в конкурсную программу был включен фильм Михаила Ромма Ленин в 1918 году, — однако из-за начала войны фестиваль отменили[2].Зато политические мотивы (пусть самого высокого «полета») в полную силу сработали в первый же послевоенный год: кинематография страны-победительницы, даже неуклонно ведомая собственным руководством к упадку и развалу, была обречена на коллекцию всевозможных сувениров из благородных металлов. Из семи золотых медалей, врученных на Венецианской биеннале 1946 г., в Москву уехало две — за Клятву (1946) Михаила Чиаурели и Непокоренных (1945) Марка Донского. На проведенном-таки, наконец, Каннском фестивале улов был еще богаче: Великий перелом (1945) Фридриха Эрмлера получил Большой приз (коих всего тогда было вручено одиннадцать), Берлин Юлия Райзмана — приз за документальный фильм, короткометражка Сергея ЮткевичаМолодость нашей страны — Международную премию мира (и приз «за короткометражный фильм о действительности»), Человек № 217 (1944) Ромма — приз Ассоциации кинематографистов за режиссуру, Каменный цветок (1946) Александра Птушко — приз за «лучший цвет, Солнечное племя Андрея Винницкого — за научный короткометражный фильм, а Борис Чирсков получил приз за сценарий Великого перелома. Пожалуй, лишь на фестивале в Локарно (также впервые проведенном в 1946 г.) советскому фильму был вручен приз, который и много лет спустя не нужно было объяснять никакими «историческими условиями»: Эдуард Тиссэ и Андрей Москвин получили его — как лучшие операторы — за Ивана Грозного (разумеется, на фестивале демонстрировалась только первая серия). Советских операторов чествовали в Локарно и на следующий год — на сей раз Анатолия Головню и Тамару Лобову за Адмирала Нахимова (1946, реж. Всеволод Пудовкин и Дмитрий Васильев). С умеренным успехом …Нахимов был показан и в Венеции: жюри отметило «рядовыми», второстепенными призами сам фильм и актерскую работу Алексея Дикого, а Весне (1947) Григория Александрова досталась весьма экзотическая премия «за лучший сюжет». На том первая полоса фестивального признания советского кино и закончилась, едва успев начаться: в СССР наступила эпоха «малокартинья». А то немногое, что выпускали советские киностудии, остальной мир занимало исключительно с точки зрения цветовых технологий. Так что в следующие семь лет (т. е. до 1954 г.) фестивального признания удостоились лишь Садко (1952) Птушко (Серебряная премия в Венеции-53), Композитор Глинка (1952) Александрова (Приз иностранных кинокритиков в Локарно–53), Мусоргский (1950) Рошаля (приз в Канне-51 за работу художников — Николая Суворова и Абрама Векслера), программа из четырех короткометражек, посвященных союзным республикам (спец. премия в том же Канне-51) и Великий воин Албании СкандербегЮткевича (1953) (Международный приз — один из девяти — и премия Высшей технической комиссии «за техническое совершенство» в Канне-54). Характерно, что и в фестивальные жюри за все восемь лет (т. е. за 1947–1954 гг.) не вошел ни один советский кинематографист.