Основные тенденции 1988 года.
Падение «железного занавеса» особенно остро ощущается в Берлине, где все еще высится зловещая Стена. Именно в этом городе в1988 г. впервые проходит церемония вручения «Феликса» — европейского аналога «Оскара». Старушка Европа стягивает силы на кинематографический фронт, чтобы дать последний и решительный бой Голливуду. В числе фаворитов «Феликса» — фильмы Кшиштофа Кесьлевского и Луи Маля, Билле Аугуста и Вима Вендерса, Бернардо Бертолуччи и Педро Альмадовара, Александра Сокурова и Сергея Параджанова. Европа стягивает силы — не только в художественном, но и в организационном смысле. В воздухе витает романтическая идея построения общего европейского Дома, и кинематографу в нем должна быть выделена одна из лучших комнат. Церемонии вручения «Феликсов» по замыслу организаторов должны проходить и в традиционных центрах, и в самых экзотических уголках континента — попеременно то в Париже, то в Бухаресте, то в Осло, то в Белграде.Однако на самом деле оснований для оптимизма не так уж много. По-прежнему набирает мощь британская кинематография. Появляется Отсчет утопленников, отметивший пик фестивальной славы Питера Гринуэя. На подъеме Стивен Фрирз, представивший постмодернистскую версию Опасных связей, и Дерек Джармен. Однако необарочный маньеризм грозит себя быстро исчерпать. Так вскоре произойдет и во Франции, где выдохнется «новое барокко». В Британии более перспективной окажется линия реалистического гротеска, представленная фильмом Майка ЛиБольшие надежды.Помимо маньеризма, европейскому кино грозит и другой грех — академизм, который к тому же поощряют консервативные жюри на ведущих кинофестивалях: пост-бергмановский эпос датчанина Билле АугустаПелле-завоеватель (Канн); метафизическая притча итальянца Эрмано ОльмиЛегенда о святом пропойце, еще одна экзистенциальная притча, хотя и закамуфлированная под политическую актуальность, Пейзаж в тумане грека Тео Ангелопулоса (Венеция). Все эти фильмы представляют упадническую академическую ветвь европейского кино, а такие его авторы, как Ольми и Ангелопулос, некогда оживившие кинематографический пейзаж, превращаются в «священных коров» авторско-интеллектуального кино, переживающего кризис. А в это время в той же Венеции разражается скандал по поводу неровного, но живого Последнего искушения ХристаМартина Скорсезе.В Америке празднуют кассовый триумф Человек дождяБарри Левинсона, Индиана ДжонсСтивена Cпилберга, Кролик Роджер… Роберта Земекиса — фильмы, не лишенные авторской интонации, но обращенные к самым элементарным человеческим эмоциям. Индустрия грез вовсю развивает и использует новые технологии для все более изощренных спецэффектов. Американское кино окончательно расстается с воспоминаниями о кризисе 1960-х гг., когда ему приходилось что-то заимствовать из опыта авторского кинематографа Европы. Теперь ситуация обратная. Голливуд на практике формулирует понятие «мэйнстрима» — главного прокатного потока, фактически подчиняющего себе аудиторию всего мира. В то же время в Америке остается большой простор для маргинальных течений, стилевых экспериментов, для жанрового постмодернистского дискурса.В надвигающемся последнем десятилетии ХХ в. романтический «Феликс» вместе со всем европейским кино захиреет, и последнее оживет только на исходе 1990-х гг. вместе с кризисом постмодернизма, появлением датской Догмы и «нового реализма». Соперником Голливуда в 1990-е гг. станет не столько европейское, сколько азиатское кино. Не старое, символом ухода которого становится смерть в 1988 г. индийца Раджа Капура. А совершенно новое, пришедшее из экзотических (с западной точки зрения) стран. В Берлине в 1988 г. побеждает Красный гаолянЧжана Имоу, извещая о скором конце перестроечного советского (второй приз дан КомиссаруАлександра Аскольдова) и начале китайского сезона. Азиатский бум продлится в течение всего десятилетия и создаст новый фон коммерческому доминированию Голливуда.Контрапунктом и к тому, и к другому станет художественная мода на жестокое и кровавое «независимое кино», диктаторами которой будут объявлены Дэвид Линч, братья Коэны, Квентин Тарантино. Приближается их время.