На 43-м МКФ в Венеции фильм Сергея Соловьева «Чужая Белая и Рябой» получает Большой специальный приз жюри
В этом году Венецианский фестиваль впервые отказывается от условия «одна страна — один фильм в конкурсе». Изменение регламента совпадает с началом конфронтации между Союзом кинематографистов и Госкино СССР. Отношения международных отборщиков с советским кинематографом всегда контролировались Министерством: ни один фестиваль не мог заполучить ни один фильм без его разрешительной визы. И если Госкино выдвигало своего кандидата, то фестивалю оставалось либо соглашаться, либо отказываться от советского участия в конкурсе. Теперь же СК решил отобрать у Госкино «рекомендательные» функции, чтобы проводить самостоятельную международную политику. Так в венецианском конкурсе оказываются фильмы Храни меня, мой талисманРомана Балаяна и Чужая Белая и РябойСергея Соловьева. В состав жюри, возглавляемого писателем Аленом Роб-Грийе, входит Эльдар Шенгелая.Конкуренцию Талисману… и Чужой Белой… составляют фильмы Ингмара Бергмана (Знак), Эрика Ромера (Зеленый луч), Тео Ангелопулоса (Полет) и др. В жанровом спектре программы преобладают психологические драмы. Советских конкурсантов показывают в первые дни. Талисман…, по мнению итальянской прессы, является «одним из самых оригинальных» фильмов фестиваля, однако награды его обходят. Зато Чужая Белая… получает Большой специальный приз жюри, разделив его с итальянской мелодрамой История любвиФранческо Мазелли. Эстетика Чужой Белой… не становится открытием для тех, кто видел Ивана Лапшина… месяц назад в Локарно. Однако несомненно, что фильм Соловьева понятней большинству зарубежных зрителей — знакомство с неизвестным советским кино при незнании языка, бытовых реалий и скудости культурных ассоциаций все же удобнее начинать с текстов адаптированных. В каком-то смысле Чужая Белая… переводит авторский стиль Германа — с уникального на общедоступный и международный. Впрочем, в глазах жюри и кинообщественности и в первом, и во втором случае главными все же остаются «передовые идеи антисталинизма», с которыми преимущественно и ассоциируется к тому времени «новое советское кино»