Энциклопедия отечественного кино.

Энциклопедия отечественного кино.
Фильм «Дни затмения» Александра Сокурова вызывает недоумение, раздражение и даже гнев прогрессивной критики. Крах империи, переведенный режиссером в метафизическую плоскость, в 1988 г. еще никем не осознан — ни в объективной реальности, ни в реальности кинематографической Дни затмения, появляющиеся на экране через год после многострадального Скорбного бесчувствия, — мощная, глубокая и пластически совершенная картина зрелого Александра Сокурова. Поставленная по мотивам повести братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света», она оказывается весьма далекой от литературного первоисточника: вся научно-фантастическая мишура вынесена за скобки. Происходящее абсолютно реально, но и ирреально одновременно. Особый метафизический подтекст ощущается в каждом кадре: ткань фильма настолько многослойна, что однозначные трактовки скользят по поверхности, не проникая в ее сущность. С первого кадра мы спускаемся на Землю из другого мира — ошеломляющая космическая панорама, с медленно разворачивающейся музыкой Юрия Ханина, захватывает мгновенно. Земля — это почти библейская выжженная солнцем пустыня, скалы и барханы. Затерянный в песках городок на востоке то ли умирающей, то ли умершей уже Империи — убогие, обшарпанные глинобитные домики, деревянные хибары… Жизнь на границе мира, на краю ойкумены. Из космоса мы попадаем в сумасшедший дом, и камера медленно фиксирует уродливо-выразительные лица его обитателей, подолгу останавливаясь на каждом. Они чудовищны, ненормальны, безумны; их жизнь сведена к элементарным физиологическим потребностям, но с течением фильма становится ясно, что они-то и есть «правильные», естественные люди. При этом различие между дебильными и «нормальными» аборигенами в этом городке не очень велико — все они составляют единое целое. Здесь любому человеку раз и навсегда очерчен невидимый круг, то совсем узкий, то более широкий: эти лишенные рассудка создания и помыслить не могут, чтобы выйти за его пределы.Но на этой выжженной, пограничной земле существуют и другие люди — инопланетные существа, заброшенные неведомой волей на край мироздания (социально эта сила вполне конкретна — закатный социализм с речами Брежнева и всеми сопутствующими аксессуарами делает ткань фильма абсолютно подлинной). В фильме их трое — врач Малянов, инженер Снеговой и геолог Вечеровский. Через их образы проступает метафизический замысел фильма: люди давным-давно изгнаны из Рая, их судьба предопределена и круг очерчен, но темные силы продолжают искушать избранников истинным знанием. Удав, регулярно заползающий в дом Малянова, принадлежит его соседу — то ли мелкому бесу, то ли пародийному Мефистофелю: «это тот самый, что соблазнил Еву», — говорит Малянов. Но Евы в фильме просто нет, с тех пор прошли миллионы лет (и варан с именем Иосиф, столь же древний, каждый день заползает к Малянову, охраняет и искушает его) — действие происходит перед концом света. Самое опасное, по-прежнему, — преступить границу и вкусить плод с Древа Познания. Главные герои фильма — в отличие от аборигенов, живущих то ли в Раю, то ли в Аду неведения, — вольно или невольно преступают ее, совершают трансгрессию и могут понести страшное наказание, не соизмеримое с их проступком. Инженер Снеговой, работающий где-то на таинственном «спец объекте», предстает перед нами уже на грани безумия: «Ничего не понимаю, не понимаю», — говорит он в церкви. Следующим его шагом становится самоубийство: он наткнулся на нечто чудовищное, страшное, неведомое, что охраняет пределы этого мира. Он открыл это в себе — и погиб (что, кстати говоря, напоминает самоубийство Дикобраза в Сталкере).Эта тема проходит прямо или косвенно через весь фильм: даже совершенному человеку навсегда закрыты границы другого мира, любая попытка их преступить карается. В этом мире все значимо, но знаков никто не различает, ибо люди не живут всерьез. Случайный эпизод: Малянов вмешивается в ленивую потасовку двух местных подростков, пытается их разнять — делает то, чего не нужно делать, — в результате побивают его. Дезертир Губарь врывается в дом врача Малянова, занимающегося медицинскими исследованиями и, следовательно, тоже переходящего границу дозволенного знания. Они оба нарушители, но их нарушения происходят в разных плоскостях. «Писатель, пишешь?.. Так не пиши, понял?!» — кричит Губарь Малянову. Этот мотив звучит везде и во всем — от начала и до конца фильма, скрыто или явно: не пиши, не твори, не исследуй, не познавай, не «преступай очерченный круг», не искушай Творца и те силы, что охраняют границы сущего. Обычные люди, имеющие нравственные ограничения, живут иначе и даже реже болеют (что с удивлением обнаруживает в своем исследовании Малянов), «нарушители границ» гибнут, как гибнет убегающий наверх, в горы, дезертир Губарь. Одна из ключевых сцен происходит в морге, где «оживший» труп Снегового шепчет Малянову: «Перейдя черту, вы не представляете, каких сторожей разбудили, какие страшные силы вызвали…». Мальчик-ангел, внезапно посещающий Малянова, в сущности, предупреждает его о том же самом перед тем, как вернуться назад, в горний мир. То, о чем идет речь в фильме, в мировых религиях называется апофатическим (отрицательным) богословием, согласно которому все высшее непостижимо, невыразимо, неизреченно, непередаваемо, оно превосходит все возможные человеческие определения. Человек через относительное знание приходит к полному незнанию, которое одновременно есть абсолютное молчание и последний предел… Друг Малянова Вечеровский уплывает в море из мира, обреченного на исчезновение. Малянова на вершине горы посещает откровение — странная, почти мистическая улыбка пробегает по его лицу, и город-макет исчезает: все это был лишь сон, наваждение — остается мертвая пустыня, скалы, барханы и выжженная солнцем земля.Фильм Сокурова появляется в тот момент, когда предельно политизированное общество поглощено разоблачением сталинизма и врагов перестройки: предчувствие крушения империи и его последствий, пронизывающее фильм, но переведенное в метафизический план, не воспринимается ни критикой, ни зрителями.